Мистические тайны Гурджиева. Часть девятая: Второе мистическое путешествие Гурджиева к трону Чингисхана

И, как потом мне сказал Коба в поезде «Санкт-Петербург — Москва» в купе на двоих, которое мы занимали, проорав эту фразу, я потерял сознание. Я действительно очнулся, как бы вернувшись из глубокого сна, когда мы уже подъезжали к северным окраинам Питера, и первая моя мысль тогда была: «Я схожу с ума...»

Больше я не вспоминал этот странный, и страшный эпизод из своей жизни, вернее, гнал от себя воспоминание о нём, если оно непроизвольно возникало передо мной. И вот я настигнут им в конце своей второй экспедиции за троном Чингисхана, не могу отделаться от него, оно ярко, конкретно, чередой живых картин проходит перед глазами. Почему? Зачем?..

Солнце скрылось за горами. На землю опустились лиловые сумерки. Ослик перешёл на медленный шаг. Я поднял голову. Впереди отвесная скала — кажется, прямо в неё упирается тропа. В ней чёрным пятном виднеется пещера, возле которой горит небольшой костёр... Какая знакомая картина!..

Я поднял голову вверх, и сердце моё обдало жаром: отвесная гора, под которой горел костёр, была невысока и заканчивалась большой, аккуратно срезанной сверху глыбой, в ней отчётливо проступали контуры башни.

Ослик остановился у костра. И я уже ничему не удивился: мне всё или почти всё было понятно. У костра на корточках сидел худой, высохший старик с лицом, иссечённым глубокими морщинами. Рядом с ним стоял, прислоненный к камню, незажжённый факел. Я сразу узнал старика — это наш с Саркисом Погосяном проводник, который бросил нас, когда я показал ему обрывок карты, а потом возник у такого же костра и сопровождал меня в странствовании по подземелью.

— Здравствуйте,— говорю я по-тюркски.

— Здравствуй, Георгий.— Старик не изменил позы и не поднял на меня глаз. Он замер, он напряжён, словно прислушивался к чему-то внутри себя.— Идём! — сказал он, поднимаясь и зажигая от костра факел.

Не оглядываясь, старик, подняв факел над головой, скрылся в пещере. Я поспешил за ним — только бы не отстать. Мы прошли несколько шагов, и в лицо повеяло прохладой, запахло сыростью. За спиной — шорох, вспышка света. Я в испуге оглянулся — позади меня шагал с факелом в руке человек в длинном, до земли, одеянии красного цвета, с капюшоном, почти закрывающим лицо. Его я тоже узнал — без всякого удивления. Я ничего не хочу знать! Не хочу ни о чём спрашивать... Единственного жаждал я: скорее бы всё это кончилось...

Мы долго шли молча. Шли, шли... Всё повторилось. Как и тогда: каменные своды то подступали вплотную, то уходили во тьму, летучие мыши почти касались лица; появилось ощущение огромного чёрного пространства, где глухое эхо повторяло наши шаги. Но на этот раз мне казалось, что путь наш долог, бесконечен, хотя я и не ощущал времени. Я опять был покорной шагающей машиной. Но вот после длинного каменного коридора — опять ощущение огромного чёрного пространства, и снова эхо уносит звуки наших шагов.

Впереди возник свет, он становился всё ярче и ярче. Мы приближались к большому костру. Вокруг него сидели люди. Невольно возглас удивления вырвался у меня. Неужели?.. Господи! Мне давно надо было догадаться! Да, вокруг костра в тех же позах, скрестив ноги по-турецки, сидели старцы, только теперь они были в тёмно-красных одеждах, и один из них, самый древний, с густыми и совершенно седыми волосами ( Великий Посвящённый... ) восседал на кресле из чёрного дерева, с инкрустацией. Мои провожатые погасили факелы, отступили в кромешную тьму, растворились в ней.

— Здравствуй, Георгий,— буднично, спокойно сказал Великий Посвящённый, будто мы виделись только вчера.— Я знал: ты всё преодолеешь и придёшь за ним.

Старец поднял голову и долго, властно смотрел на меня.

— Здравствуйте...— Я подавил в себе слово «Учитель», уже готовое было сорваться с моих губ.

Старец усмехнулся. И я узнал его! Скульптурно чёткое, застывшее лицо в обрамлении седых волос... Вот почему в нашу первую встречу он мне смутно напоминал кого-то! Да это же нищий старик, которого я часто встречал на базаре в Александрополе, видел на паперти собора в Карсе, его лицо мелькало в толпе на базаре в Тифлисе, ещё где-то. И обязательно пересекались наши взгляды, и я в те мгновения испытывал смутное беспокойство... Значит, он всюду следовал за мной! Или появлялся, возникал из ниоткуда, куда бы я ни приезжал...

Я скользнул взглядом по лицам стариков, недвижно сидевших вокруг костра, в котором полыхало бесшумное холодное пламя. И почувствовал: волосы на моей голове поднимаются дыбом... Третьим от меня сидел старик с лицом Викентия Павловича Захаревского, Крота, которого я «видел» на «конспиративной даче» генеральши Миллер. «Видел» только я; его, как утверждали мои «партийные товарищи», не было с ними. И вот он сидит здесь, как и в тот раз, когда я впервые оказался у этого костра,— Викентий Павлович, только состарившийся, каким он явился мне в Куоккала: выразительные морщины на замёршем лице-маске, высокий лоб, лысый череп, глубокие глазницы, в которых не видно глаз...

«Значит,— лихорадочно думал я,— они давно выбрали меня. И кто-то из них, наверно, всегда присутствовал рядом со мной...»

— Да, Георгий,— сказал старец,— мы действительно давно выбрали тебя — в тот день, когда ты родился. Не спрашивай почему. Я не отвечу. Но ведь ещё о многом ты хотел бы спросить меня, верно?

— Да, это так.

— Ты имеешь право на пять вопросов. Ровно на пять. Не больше и не меньше. Спрашивай.

— Кто вы?

— Мы Посвящённые Чёрного Воинства. По вашим земным понятиям, мы властелины зла. Но это определение далеко от истины. Как нет любви без ненависти, огня без воды, правды без обмана, жизни без смерти. Этот ряд противопоставлений бесконечен. Так нет Космоса без нас: мы отрицательная энергия мироздания. Но — энергия! А любая энергия, заметь, неуничтожима.

—Ta башня, под которой пещера... ( «Господи! Только бы вместить всё в один вопрос» ) ...проход через неё... Эта башня номер пять... и я...— в Шамбале?

— Нет, ты в Агарти, и это наша страна. И башня на скале указывает вход в нашу страну.— Великий Посвящённый умолк. Молчал и я. Старец еле заметно усмехнулся.— Ну, хорошо... У Белого Воинства в их страну Шамбала свои башни, указывающие врата к ним, у нас — свои.

— Но почему... почему...— я задыхался.— Когда двенадцать лет назад я попал к вам сюда, вы мне не дали трон Чингисхана... Ведь он у вас здесь. И значит, был тогда?.. Почему вы не дали его мне, чтобы я вручил его «Тому, который...»?

Старец повелительно поднял руку, останавливая меня.

— Ты, Георгий, задал сразу два вопроса. И я отвечаю на них. Да, трон Чингисхана здесь был и будет всегда. Он — главная собственность Чёрного Воинства, вместилище нашей силы. Двенадцать лет назад ты ещё не был готов получить его для передачи нашему избраннику, призванному очистить от скверны род человеческий. Во-первых, тебе предстояло встретить его. Во-вторых... ты должен был пройти долгий путь, чтобы впитать в себя часть нашей силы, энергии зла — по вашей людской терминологии. Иначе трон Чингисхана отторгнет тебя, не воссоединится с тобой даже на небольшое время, необходимое для осуществления твоей миссии. Ты прошёл этот наш путь. И у тебя, Георгий, остался последний вопрос.

— Почему вы не вручили ваш трон?..

«Будь он проклят!» — пронеслось в моём сознании. Я увидел, что все старцы одновременно повернули головы ко мне, а Великий Посвящённый откровенно рассмеялся, и смех его был полон сарказма и желчи.

— Почему вы... ( «Господи! Подскажи мне слова!..» ) Почему вы, призвав сюда Иосифа Джугашвили, сами не вручили ему трон?

— Ты опять, Георгий, вмещаешь в одну фразу два вопроса. На первый я тебе ответил в нашу первую встречу. Вспомни. Теперь отвечаю на второй. И он последний из твоих пяти вопросов. Иосиф Джугашвили не может прийти к нам. Как и другие, подобные ему. Они постоянно появляются среди человечества — один, два, в редчайшем случае три в столетие. У них нет возможности прийти сюда самим — за силой трона Чингисхана, потому что они рождены людьми, но одновременно и нами. Они рождаются с гигантскими возможностями, с первым криком они уже чёрные маги высших посвящений, но без нашей основной силы, заключённой в троне Чингисхана. Её, получив от нас, может передать им другой человек. Именно обыкновенный человек, правда, отмеченный неким оккультным знаком. Для Иосифа Джугашвили такой человек — ты!

«Боже, почему — я?!» — раздался внутри меня вопль. И ответом на него были слова Великого Посвящённого Чёрного Воинства:

— Ты исчерпал все свои вопросы, Георгий Гурджиев. И теперь — смотри!

Холодный костёр мгновенно погас, а в глубине чёрного пространства осветилось бордовым ярким светом нечто напоминавшее открытую сцену без занавеса, и пол её был каменным. До сцены было близко, сажен десять, может быть, двенадцать. Я попытался определить источник зловещего света, но он отсутствовал...

Великий Посвящённый поднялся с кресла и медленно зашагал к пустой «сцене». За ним последовали старцы. Их длинные бордовые одежды развевались — некий подземный ветер поднялся из глубин чёрного пространства, в котором мы находились.

«Что мне делать? — подумал я, чувствуя, что начинается отвратительная дрожь.— Идти за ними?» «Стой и смотри!» — прозвучало в моём сознании.

Великий Посвящённый Чёрного Воинства подошёл к сцене; старцы выстроились вокруг него с обеих сторон полукругом. Главный вознёс руки кверху. Остальные повторили его жест. И зазвучало грозно-торжественное пение, запечатлевшееся во мне навсегда; мне кажется, и сейчас я помню его необычную, тягучую и, как это ни парадоксально, ритмичную мелодию. Может быть, это была молитва. Может быть — гимн Чёрного Воинства. Пение оборвалось на нестерпимо высокой ноте. Наступила полная тишина. И вдруг Великий Посвящённый выкрикнул короткую гортанную фразу на неизвестном мне языке. Тотчас её подхватили остальные старцы, и мне показалось, что я понимаю смысл этих слов. Старцы во главе со своим Великим Посвящённым скандировали:

— Дай нам! Дай нам! Дай нам!..

Послышался отдалённый гул, подземный ветер усилился, засвистел в ушах. На «сцене» и вокруг неё начали вспыхивать,— нет, не молнии, а ослепительно яркие круги оранжевого, фиолетового, зелёного цвета. Круги хаотически перемешались, сыпались разноцветные искры. Мне показалось, что твердь качнулась под моими ногами. Прогремел оглушительный удар, послышался треск, широкая щель образовалась на каменном полу «сцены», из неё вырвалось клубящееся прозрачное облако. Трещина резко разъялась, как будто изнутри её раздвинула могучая невидимая сила.

— Дай нам! Дай нам!..— скандировали теперь не только старцы. К ним присоединился несметный сонм голосов, летевших со всех сторон из тьмы, и оглушительное эхо повторяло этот восторженно-грозный вопль: — Дай нам! Дай нам!..

И в клубившемся сером облаке, которое образовалось перед рваной щелью на «сцене», появился трон. Невидимая сила сдвинула его в сторону и начала плавно опускать, к самому краю чёрной рваной дыры. Как только трон прочно встал на пол, мгновенно смолк неистовый хор голосов и в подземелье Агарти пала полная тишина. Серое прозрачное облако рассеялось. Погасли все разноцветные круги, «сцена» опять освещалась ярким бордовым светом, у которого не было видимого источника.

Я смотрел на трон Чингисхана. Он был высок, несуразен по форме, чем-то напоминал крыльцо старинного русского терема. Может быть, потому, что спинка его завершалась пирамидкой, которая, если человек сядет на трон, окажется у него над головой. Трон был сделан из тёмного дерева, его не украшали никакие инкрустации, он был груб, прост, аскетичен. И только одно приковывало взгляд и не отпускало его — подлокотники, спинку и пирамидку усыпали вкраплённые в дерево драгоценные камни разных размеров, но одного цвета — тёмно-лилового. Да, это был один и тот же драгоценный камень, и я до сих пор не знаю его названия: на земле, в обычной жизни, во всех странах Востока, в которых я побывал, подобного камня мне не встречалось.