Мистические тайны Гурджиева. Часть шестая: Алистер Кроули и Гурджиев

В комнате появился молодой человек («Мой ровесник»,— определил я тогда); впрочем, может быть, он был старше меня на несколько лет. Первое, чем он поразил моё воображение,— это своей картинной вызывающей красотой: абсолютно правильные черты лица, аристократическая бледность, изящество во всём — в одежде (на нём был дорожный коричневый костюм, удобные чёрные ботинки из мягкой серой кожи и — что совсем не воспринималось контрастом — чёрный галстук-бабочка, подпирающий воротник белой рубашки, явно надетой только что), в манере свободно, раскованно держаться, в пластичности движений. И — глаза... Тёмные, жгучие глаза под короткими густыми бровями, полные мысли, огня, энергии; в их взгляде было нечто завораживающее.

Второй сюрприз: немецкий язык, на котором нежданный гость разговаривал со мной. Он с ходу, ещё стоя в дверях, спросил:

— Вы говорите по-немецки?

— Скорее, понимаю,— медленно ответил я, переводя эту фразу с армянского на немецкий, и — я сам это чувствовал — говорил я с чудовищным акцентом.

— Прекрасно! — обрадовался молодой человек.— Итак, здравствуйте!

— Здравствуйте,— ответил я.— Проходите. Садитесь.

Дальше мы говорили по-немецки, и с каждой фразой всё лучше и лучше (я имею в виду себя).

— Разрешите представиться: Артур Кралайн, коммерсант из Кёльна!

— Очень приятно. Арсений Николаевич Болотов, географ.

— Какая прелесть! Географ! Моя страсть помимо коммерции — путешествия и покорение горных вершин. Вот покончу здесь, у господина Бадмаева, с делами и намереваюсь отправиться в Гималаи, покорять высочайшие вершины мира Чогори и Канченджангу. Если, конечно, мои замыслы не прервёт конец света, предсказанный мудрецами в конце минувшего века или в начале наступившего. Интересно, согласитесь, жить на рубеже двух веков.

— Интересно... А вы, господин Кралайн...

. — Давайте отбросим светскую чопорность. Я — Артур, вы — Арсений. Не возражаете?

— Не возражаю. И чем, Артур, вы занимаетесь? Какова ваша коммерция?

— В коммерции я дилетант. Сфера моих коренных интересов иная. Конечно, есть определённый финансовый интерес, но это так... Больше ради азарта. Я человек обеспеченный: мой отец был преуспевающим пивоваром, оставил мне порядочное наследство. Да... Отвечаю на ваш вопрос. Бартерная торговля. Я — посредник в подобных сделках. Вот доставил господину Бадмаеву огромное количество медикаментов и медицинского оборудования на весьма солидную сумму. А отсюда на эту же сумму с некоторыми процентами должен привезти в Германию, во Франкфурт-на-Майне, если быть точным, русские меха, пушнину, как здесь говорят. Согласился на эту дальнюю поездку по единственной причине: хотел попасть в Россию, в её даль и дебри. Ваша страна меня интересует, увлекает. Как ещё сказать? Волнует. Вот узнал в буфете, что из всех, кто сейчас живёт в этом отеле, вы — единственный русский. Остальные — европейцы, монголы, китайцы, даже есть тут японец. Но меня прежде всего интересует Россия. И поэтому мой первый неофициальный визит — к вам. Я, уж простите, без всяких церемоний. Таков есть, и ничего не могу с собой сделать. И коли вы русский...

— Я подданный Российской империи.

— Какая разница, Арсений? У меня к вам уйма вопросов. Пока я ехал по бескрайним русским просторам... Впрочем, свои вопросы я задать успею. У меня есть к вам предложение...

И только здесь мой неожиданный гость поднялся со стула, подошёл к подоконнику, на котором лежал русско-китайский словарь, полистал его.

— Так... Понятно: постигаете китайскую грамоту. И выходит, я вас оторвал от вечерних занятий?

— В некотором роде.

— Плюньте, Арсений! Никуда от вас эти иероглифы не уйдут. Момент! Китайский язык каким-то образом связан с вашими географическими интересами в этой азиатской глуши?

— Связан.

— Всё равно плюньте! У нас с вами жизнь впереди, всё успеем. И предложение у меня вот какое. Не скрою... Прибыв в Читу, я первые два дня, можно сказать, инкогнито, прожил в гостинице «Байкал». Мне сказали: лучшая. Ничего, сносная. Так вот, Арсений, есть в Чите один весёлый дом... Впрочем, их в этом заштатном городишке три. Я ознакомился со всеми. Один, его содержит некий господин, которого там все называют Абдулой,— очень даже неплох. Он интересен прежде всего своей восточной экзотикой: девочки в основном — бурятки, монголки, китаянки, может быть, и кореянки, японки. Различить по национальному признаку невозможно. Во всяком случае, европейцу. Но все — прелесть! Впрочем, есть и русские, тоже красотки — пальчики оближешь. И, как мне сказали, имеются две француженки, на любителя. Это, очевидно, уже экзотика для местных сексуальных гурманов. Словом, Арсений, предлагаю: едем к греховодницам, которых предлагает клиентам бритоголовый Абдула. Или вы против?

— Нет, я не против.

Утверждаю, сейчас утверждаю, что это сказал не я, а кто-то другой, помимо моей воли, но моим голосом.

...Мы с Артуром Кралайном вернулись из публичного дома под утро полупьяными, опустошёнными (впрочем, это я о себе...) и уже стали задушевными друзьями, у которых нет никаких секретов друг от друга. Согласитесь: если в первое же знакомство дружба скрепляется таким экстравагантным способом, это кое-что значит.

Хочу сказать: я первый раз в жизни попал в подобное заведение. И признаюсь: не жалею об этом. Во-первых — давайте вспомним отца Боша,— я уже был не маджаром, молодым неперебродившим виноградным соком, я перешагнул своё двадцатилетие, капля сексуального алкоголя не могла испортить мою кровь, которая стала крепким вином. И я жаждал женщин, не умея ещё легко, свободно сходиться с ними. Моя «мораль», может быть, отцовское воспитание не позволяли мне «взять» проститутку на панели или одному отправиться в публичный дом. Во-вторых... Как поточнее сказать? Наверно, так: большинство мужчин (возможно, и женщин тоже) не знают своих сексуальных возможностей. И чтобы открыть их, надо пройти через ЭТО: попасть — хотя бы один раз в жизни — в объятия профессионалки. Со мной это случилось в ту ночь. И за пережитое в заведении довольно зловещего господина Абдулы я навсегда останусь благодарен Артуру Кралайну, несмотря ни на что… Несмотря на всё, что произошло в дальнейшем.

А в дальнейшем что же? А пока мы стали с коммерсантом из Германии Артуром Кралайном друзьями. Встречались каждый день, была масса тем для разговоров, Артур всё больше нравился мне живостью своего неординарного быстрого ума, оригинальностью суждений, весёлым независимым нравом, напором и свободой. Он был абсолютно не связан никакими общепринятыми правилами, он жил так, как хотел. И всем этим, не скрою, он был близок мне: я всё больше был недоволен тем обществом, в котором жил.

Не собираюсь скрывать: мы с ним ещё несколько раз побывали в «весёлом доме» господина Абдулы и в двух других подобных заведениях, которые существовали в тогдашней Чите. Но и своими делами мы оба занимались с усердием: я — подготовкой экспедиции в Тибет, Артур — пушной коммерцией. У него было больше свободного времени, и часто новый друг мне со старанием помогал, невольно проникая в мои заботы и проблемы. Как-то само собой получилось, что ему стало известно о цели нашей экспедиции: заполучить трон Чингисхана. Собственно говоря, и ближайшее окружение Петра Александровича Бадмаева из этого уже не делало тайны: расходы на мои нужды проходили по бухгалтерским документам, в гуманитарных планах «Торгового дома» значился музей «Культура Востока России» (так он теперь назывался по инициативе Бадмаева).

8 сентября наконец приехали мои кавказцы, все пятеро, полные энтузиазма и нетерпения, и был определён день отбытия из Читы нашей экспедиции: 20 сентября 1901 года. Примерно за неделю до этого знаменательного события вечером с бутылкой немецкого шнапса (где он его выкопал в нашей зауральской глуши?) ко мне пришёл Артур Кралайн, радостно возбуждённый и, заметил я, напряжённый одновременно. Откупорив бутылку и наполнив на две трети стаканы, он сказал:

— Арсений! Я тут бродил по степи вокруг лагеря и... Словом, у меня возникла блестящая идея, которую не грех воплотить в жизнь. Надеюсь, ты меня поддержишь. И за эту идею я предлагаю выпить.— Артур потянулся ко мне со своим стаканом: по русскому обычаю он привык чокаться.— Поехали!

— Постой! — охладил я нетерпение своего нового друга.— Сначала изложи идею.

— Изволь! Я тебе говорил: закончив дела с господином Бадмаевым... А я их закончил. Дальнейшие мои действия — отправиться в Гималаи и покорить две горные вершины. Так вот,— он пытливо посмотрел мне в глаза.— Возьми меня в свою экспедицию! В любом качестве. Я многое умею делать, не раз бывал в горах.— Я молчал.— Ведь это почти по пути. Завершится твоя экспедиция, надеюсь, удачно, и я отправлюсь дальше, уже по своему маршруту. Зато сколько у нас будет времени для бесед во время путешествия! Через пустыни, горы, китайские города! Ну? Как? Почему ты молчишь? Ты берёшь меня?

— Беру.

— Арсений! — экспансивный немец стиснул меня в объятиях.— Я не сомневался! Спасибо! Вот за это и выпьем!

Мы чокнулись и выпили немецкий шнапс. По мне — напиток отвратительный».

Продолжение

Дневник внимательно изучал член русского географического общества (РГО) города Армавира Фролов Сергей