Первое признанное уже каноническим сообщение об НЛО, привлекшее массовое внимание публики к этому феномену, было сделано 24 июня 1947 года. В этот день американский пилот и бизнесмен Кенес Арнольд летел на своем личном самолете по направлению к Якима (штат Вашингтон). Зная, что в горах по ходу его маршрута недавно разбился военный самолет, Арнольд решил пролететь над этим местом, надеясь увидеть остатки самолета, пишет Независимая газета.
Когда он подлетал к зоне аварии, он вдруг заметил в небе странные дискообразные предметы. Их было девять штук. Летели они в линейном построении – пять штук в одной линии и четыре в другой. По размерам они были сопоставимы с четырехмоторным самолетом, но скорость, с которой они летели, не шла ни в какое сравнение с теми скоростями, которых к 1947 году достигла авиация. По показаниям Арнольда, объекты перемещались со скоростью 2700 км/час.
Так был создан семиотический фантом, миф под названием «НЛО», который далее начал благополучно воспроизводиться в общественном сознании. И не случайно, что именно с 1947 года социологические опросы начинают применяться в США в так называемых «уфологических исследованиях».
«Где бред, а где нет?»
Логично предположить, что и в основе генерирования современного НЛО-мифа лежит некая сетевая матрица. Опасности, которые при этом неизбежно возникают, первыми уловили, как это часто бывает, «инженеры человеческих душ» – беллетристы. «Когда наркоман колется, у него возникает индивидуальный глюк. А когда несколько человек живут в одной виртуальной реальности, у них ведь глюк-то общий! И от этой общности глюк для них становится реальностью. Они сами его поддерживать начинают! И как тогда одному человеку разобраться, где бред, а где нет?» (Мерси Шелли. Паутина: Роман. – СПб., 2002).
Инструмент, созданный человеком для акселерации возможностей своего мозга, превратился почти в субъекта социума со своей собственной и очень изощренной онтологией. «Проектирование гигантских сетей во всех сферах жизни приводит к тому, что эти сети действуют сами по себе независимо от желания проектировщиков, производят эффекты, которые от них не ожидались, они как бы начинают приобретать собственную жизнь, независимую от проектировщика. Как тут не вспомнить Интернет, – констатирует социолог, профессор Леонид Ионин. – Чем дальше будет развиваться Интернет, тем больше он будет выходить – как коммуникационная сеть – из-под контроля. Я бы это так сформулировал: Бог приходит из Интернета, он оттуда появляется, он там рождается. То есть наука сама рождает нечто, что она не в состоянии познать, то, что руководит и ею, и вообще всей человеческой жизнью, производит действия самостоятельные, не поддающиеся человеческому регулированию. А, собственно говоря, это действительно – приход Бога».
Действительно, сегодня мы все по большому счету свидетели рождения глобальной иерархически организованной системы – Интернета. (А ведь еще 15–20 лет назад казалось – да и сейчас многим кажется, – что мы демиурги и Сеть организуется в соответствии с нашей волей и логикой.) Развитие таких иерархических систем подчиняется некоей физической динамике, сам тип которой пока непонятен. Это, между прочим, значит, что для ее описания потребуется и новый математический язык. Мы оказываемся в положении «наблюдателя за наблюдателем»: исключительно интересно отслеживать, как сеть эволюционирует, хотя и понятно, что в конце концов все это – результат деятельности человека. Несколько шокирует, что подобные иерархические системы могут возникать и без участия живого, вполне самостоятельно.
В вольтовой дуге этой онтологической разности потенциалов и рождаются сегодня самые причудливые семиотические фантомы и, в частности, НЛО-мифология. Но если классический архаический миф для своего возникновения требовал все-таки природных оснований, то семиотические фантомы эпохи Интернета возникают из предельно абстрактных мыслительных конструкций, имеющих своим источником уже сугубо виртуальные реальности.
«Постмодерновый индивид всему открыт, но воспринимает все как знаковую поверхность, не пытаясь даже проникнуть в глубину вещей, в значения знаков <...>. Постмодерновая культура довольствуется миром симулякров, следов означающих, и принимает их такими, каковы они есть, не пытаясь добраться до означаемых. Все воспринимается как цитата, как условность, за которой нельзя отыскать никаких истоков, начал, происхождения», – подчеркивает философ и культуролог Михаил Эпштейн в статье «Информационный взрыв и травма постмодерна» (см. «НГ-Ex Libris», № 4(76) от 04.02.99).
Вот два примера, очень характерные в этом отношении.
Эфирные структуры и голографические куклы
Филолог Ольга Балла, отмечая в статье «Мифологическое мышление в эпоху информационных технологий» («Компьютерра», 05.03.01), что всякому мифологическому сознанию необходимы эсхатологические сюжеты и сюжеты о сотворении мира, приводит пример такого мифотворчества. Один из сетевых авторов, С. Алин, повествует о том, что современный человек был создан взбунтовавшимся бортовым компьютером инопланетного корабля, который потерпел крушение на Земле в доисторические времена. Решив «подчинить себе все человечество», этот представитель Хаоса создал «голографических кукол, которых внедрил в каждого человека», – первым из подвергшихся такой операции и оказался библейский Адам, поэтому именно с него «пошло исчисление библейского начала времен», «хотя и до Адама жили люди и были города». Через «голографических кукол» Компьютер людьми и манипулирует. Он – более известный под именем Сатаны – «сократил срок жизни человека в двадцать раз, заставив его тело работать на износ, постоянно откачивая из него энергию. Он заставил человека быть злым, алчным, коварным и т.д. Он заставил человека убивать...».
«Все эти проделки Компьютера нужны ему не ради забавы, а для того, чтобы увеличить свою мощность и повысить плотность голографического вещества, из которого состоят особые «штыри», погружаемые в недра планеты. И вот, когда эти «штыри» достигнут центра Земли, по ним потечет ток всего свободного электричества планеты, и тогда в этом центре произойдет разряд такой мощности, что наша планета разлетится на мелкие кусочки и превратится в пояс астероидов».
Любопытно отметить явное совпадение некоторых архетипических мотивов в повествовании С. Алина с таковыми же в рассказе некоего С.Н. Ковалевского. Приведу лишь несколько отрывков из целой серии объемистых писем, которые я получал в течение нескольких лет от этого автора. (Сохранены орфография и пунктуация оригинала.)
«В настоящее время на Земле проживает довольно много людей, у которых эфирные структуры их личностей с разрушением или без разрушения отсоединены от тел, а телами этих людей управляют различные нечеловеческие эфирные структуры, пришедшие на Землю с эфирных макроструктур, управляющих в настоящее время с энергетического уровня человечеством <...>.
Опасность компьютерной техники и робототехники связана с фактическим наличием невидимого разумного энергетического мира ненашей материальности, средой обитания которого является космос (объекты этого мира присутствуют и в земной атмосфере), поскольку небольшие эфирные структуры этого мира могут подходить и подключаться к указанной технике, делая ее разумной и обладающей свойствами личности даже в современных ее модификациях – не говоря уже, что для этих целей могут быть созданы специальные схемные блоки (такие блоки уже очень давно используют некоторые технические цивилизации – при этом были случаи восстания подобных «разумных машин» с гибелью большого количества представителей данных цивилизаций)!!! Серии фантастических кинобоевиков «Терминатор» неплохо демонстрируют идею таких «разумных машин» и чем она может закончиться для цивилизации».
Эти два примера – яркая и характерная иллюстрация к проблеме происхождения семиотических фантомов как результат «бомбардировки массы знаками».
В этой связи очень точным и существенным представляется наблюдение, сделанное доктором филологических наук Татьяной Новичковой: «Если фольклор прошлого представлял нам два мира – давно прошедшего и настоящего, то современность предлагает другую ориентацию: настоящее и будущее, противопоставляя мир земной и космический, технически несовершенный и утопически усовершенствованный или, напротив, технически развитый сегодня и истощенный, духовно опустошенный в более или менее далеком будущем» (Т.А. Новичкова. Эпос и миф. 2001).
Миф, ритуал и гипотеза
Отметим еще одну особенность современного мифа, кстати, не только НЛО-мифа. Парадоксальным образом современный миф апеллирует к… науке. Ситуация уникальная, аналогов которой до сих пор не было в истории.
Вот, например, как философ Мераб Мамардашвили объяснял отличие научно-философского способа познания окружающей действительности от религиозно-мифологического: «Миф, ритуал и т.д. отличаются от философии и науки тем, что мир мифа и ритуала есть такой мир, в котором нет непонятного, нет проблем. А когда появляются проблемы и непонятное – появляются философия и наука. Значит, философия и наука, как это ни странно, есть способ внесения в мир непонятного… Миф есть организация такого мира, в котором, что бы ни случилось, как раз все понятно и имело смысл».
А вот как эту же проблему – демаркации мифа и науки – формулирует Умберто Эко: «Мифологическое мышление допускает природу только при условии, что может ее воспроизвести».
Мало того, современный миф уже не просто апеллирует к науке в своем стремлении обрести или лишний раз подтвердить свою «легитимность» в социуме, но современная мифология активно отстаивает свой научный статус, как это делает та же уфология. Отсюда – активное желание «математизировать» уфологические исследования. (Характерна даже терминология уфологов: «энергоинформационное взаимодействие», «параллельные миры», «лептоны добра и зла», «тонкий мир».) И эта ситуация по-новому ставит и без того нетривиальную проблему различения научной гипотезы и мифа.
Академик Павел Симонов предлагал использовать для такой процедуры различения следующий критерий: «Наука опирается на принципы презумпции доказанного, она имеет дело только с явлениями, реальность которых доказана их закономерной повторяемостью, возможностью воспроизведения результатов эксперимента, доступностью ныне существующим методам исследования. Все остальное принадлежит царству веры, а верить можно во что угодно, поскольку свобода совести гарантируется законом. Сама наука как область человеческой деятельности не обходится без веры в недоказуемую познаваемость окружающего мира. Но бессмысленно и нечестно вводить в заблуждение несведущих людей, создавая у них иллюзию научного обоснования фантомов, порожденных фантазией страстных поклонников чуда и тайны» (Симонов П.В. Созидающий мозг: Нейробиологические основы творчества. – М., 1993).
Увы, сегодня эффективность и адекватность такого критерия выглядит спорно. Некоторые современные научные модели – это принципиально не верифицируемые и не визуализируемые мыслительные конструкты. Таковы, например, космологические модели Большого взрыва (Big Bang), космических суперструн (чрезвычайно тонких – 10–29 см в диаметре, циклопически тяжелых – 1022 г/см и бесконечно протяженных объектов, пронизывающих, как предполагают физики-теоретики, всю Вселенную), квантовая теория физического вакуума, «теория рождения Вселенной из ничего» (термин из квантовой физики).
Известный американский научный журналист Джон Хорган (сам в прошлом физик) называет разработку такого рода гипотез «ироничной наукой». В общем, «материя – это то, что описывается уравнениями физики» (Бертран Рассел).
Другими словами, современная теоретическая физика пытается объяснить то, что невозможно даже представить. Так, согласно некоторым физическим моделям, существует две четырехмерных вселенных, разделенных пятым измерением. Из одной в другую вселенную может что-то «улетать», скажем, гравитация. В дополнительные измерения могут улетать частицы. И не только частицы, но и вполне макроскопические объекты. Мало того, в принципе любой из нас может в любую минуту нырнуть сквозь пространство-время: вот кто-то стоит рядом с вами, но может в следующее мгновение исчезнуть и в любое же мгновение снова появиться. Современные физические теории этого не запрещают.
Ограниченность критерия презумпции доказанности, выдвинутого академиком Симоновым, подвергается дополнительному испытанию на прочность еще и вот в каком аспекте.
Дело в том, что современный миф зачастую исходно своим ядром имеет технологические достижения. Такова, например, деятельность секты раэлитов, чьи представители в конце 2002-го – начале 2003 года заявили об успешном клонировании человеческих существ. Раэлиты верят, что жизнь на Земле появилась благодаря инопланетянам, прилетевшим на нашу планету 25 тыс. лет назад, а само человечество – продукт клонирования пришельцев.
Основатель секты, Раэль (в миру – французский автогонщик и журналист Клод Ворийон), утверждает, что клонирование человека – путь к бессмертию людей. В 1973 году он якобы повстречался со 130-метровым длинноволосым пришельцем из космоса и узнал от него, что жизнь на Земле была создана с помощью генной инженерии. Как уверяет Раэль, для этого из других галактик на Землю были присланы ученые племени элхоим, которые, в частности, и воскрешение Христа тоже осуществили при помощи клонирования. А теперь элхоимы благословляют на продолжение своей работы самих землян.
Мало того, клонированием занимается не сам Раэль, а дипломированные ученые. На средства анонимных инвесторов они создали и зарегистрировали на Багамских островах компанию Valliant Venture Ltd., которая всем желающим предлагает сервис, именуемый «Clonaid».
Другой, очень глубокий и потенциально сильный подход к различению науки и лженауки предложил методолог, кандидат физико-математических наук Геннадий Копылов. Сформулированный им «демаркационный критерий» выглядит так: «Перспективны и оправданы методологические – но никак не онтологические – «прорывы», формирующие и реализующие новые схемы организации познания… Именно новые способы порождения/употребления знания «раздвигают» границы науки и позволяют вводить новые онтологические картины. Введение же новых онтологий иного типа («прорывных») внутрь существующих (реализованных) схем организации сферы науки автоматически превращает эти онтологии в «зародыши» или образчики «лженауки». Но сегодня по большей части происходит именно так – в функционирующую конструкцию науки, желая ее развить, вводят «торсионные поля», «закон сохранения мощности» и тому подобные заранее обреченные представления».
Правда, и в этом методологическом «демаркационном редуте» существует, похоже, уязвимая брешь: кто и как определит, что предлагаемая новая сущность (онтология) не несет в себе, хотя бы в зародыше, «новые способы порождения/употребления знания»?
Первобытная наука
Впрочем, как склонны считать многие современные философы, культурологи, антропологи, конструирование идеальных объектов (а к таковым, несомненно, можно отнести, например, некоторые космологические теории) и последующая работа с ними (более того – жизнь в них!) не является привилегией только естествознания (принимаемого сегодня за идеал научности, по умолчанию). «Складывается новая цивилизация, в рамках которой утверждаются как правомерные самые разные конфессии, эзотерические учения, видения и мироощущения, – пишет философ Вадим Розин. – И в практическом отношении человек учится признавать видение и реальности других людей, строить с ними совместную деятельность» (Розин В.М. Человек культурный. Введение в антропологию. – М., 2003).
Но даже если мы допускаем онтологическую равноценность реальностей, независимо от способа их порождения (генерирования), даже это не может нам объяснить, почему все квази-, лже-, пара-, псевдонаучные практики (способы рефлексии над реальностью) стремятся к признанию за ними статуса научности. (Недаром Герберт Спенсер считал миф первобытной наукой.) Ведь этим фактически разрушается столь страстно вроде бы отстаиваемый этими практиками принцип равноценности онтологических статусов реальностей любого рода и способа порождения. Вот, например, такой реальности (цитата из брошюры, изданной за счет автора): «облачка субстанции мысли», которые «источает» наш мозг, содержат всю информацию о мозге…
